Разные люди бывают на свете. Маляры, повара, почтальоны, амбициозные бизнесмены, языкастые политики, липовые деятели искусств, актеры, писатели, поэты… Столько наименований, а конец один – смерть. Она тоже бывает разная. Несчастный случай, неизлечимая болезнь, авария, халатность врачей, излишняя тяга к экстриму или просто тихое завершение отмеренного небесами срока. Столько вариантов. Но приходит за душой всегда одно и то же существо. Тихое, мертвецки спокойное и не устающее размышлять на тему глупости созданий, с такой гордостью называющих себя людьми. Оно уже давно перестало спрашивать себя «Как можно так жить?», но все чаще и чаще задается вопросом «Как можно так умирать?». То «соскользнул с подоконника, пытаясь снять с него кошку», то «подавился рыбной костью», то «заклеван раздразненными воронами». Фи! То ли было прежде! Прежде, правда, разнообразие было меньше: либо от чумы или чахотки, либо героически в бою или на дуэли, может еще на казни.
Вот и теперь мрачное воплощение Смерти сидело на подоконнике в холле какого-то современного высшего учебного заведения (названия еще запоминать, ха, не царское это дело!), закинув ногу на ногу и склонив голову на бок, глядело на умирающее тело с самым, что ни на есть, постным выражением лица и думало:
«Как можно было не заметить этот дурацкий провод? Вот как? Его же за версту видно! Вон, даже искру пускает, а она не заметила!»
Вокруг суетились люди, кто-то матерился, кто-то орал что-то про скорую помощь, а существо холодно улыбалось.
«Уже поздно, господа».
Да уж, будь у этой девушки шанс на спасение, его бы здесь не было. А шанса уже нет. Она мертва. Окончательно и бесповоротно. Однако эти слепцы все еще тешат себя надеждой. Они ведь не видят, как отделяется от тела душа. Раз и навсегда. Без шанса на возвращение. Теперь она – его забота.
«Ну, что ж, посмотрим, что за сказку тебе рассказать…»

«Надо же, какие мы спокойные. Редкое явление».
Действительно редкое. Все чаще приходится выслушивать вопли, стоны и причитания, мол, как же так, я еще так молод(а) и умирать мне рано, и верните меня как маме. Омерзительно! Таких бы не в седло сажать, а за лошадью на привязи волочить. А тут такой достойный экземпляр. Загляденье просто.
- Доброе, если Вам так угодно – существо соскользнуло с подоконника и низко поклонилось в несколько забавной старомодной манере, еле слышно шаркнув ногой. Он не разбирался ни во времени суток, ни в днях недели, ни в месяцах, ни в годах – не его это удел – и потому был абсолютно равнодушен к подобному замечанию. Равно, как и ко всему человеческому. Как-то ему говорили, что это признак вежливости, способ приветствия и что-то там еще, но запоминать все это… Зачем? Память ему нужна для другого.
В его памяти хранится огромное, неимоверное количество сказок, включая и те, что людьми давно забыты. И для каждой души у него своя история. Неповторимая, уникальная, чем-то неуловимо связанная с ее прошлым и будущим. Последняя в этой ее жизни. Потом она переродится, очистится от былых прегрешений, забудет ошибки, привязанности, вновь станет идеальной и чистой, как свежевыпавший снег и переродится в новом теле. Интересно, сколько раз он уже приходил за этой конкретной душой? Сотни? Тысячи? А кем она была прежде? Он не помнил. Точнее сказать, не придавал этому особого значения. Это все приходящее, сиюминутное, зыбкое, а он свое существование по праву рождения посвятил вечному и монументальному. Звучит пафосно, а на деле до того скучно, что хоть на стенку лезь. Только такие моменты и вносят разнообразие. Моменты неопределенности. Когда смотришь на стоящее напротив тебя Создание и пытаешься разобраться в самой его сути. Это захватывает, как чтение хорошей книги. Мимолетно, но так сладостно. Если подумать, души ведь и есть книги. И читать их может только он. Никому больше это удовольствие недоступно.
- Придет время, и лошадь появится, будьте покойны. – он усмехнулся, внимательно глядя в лицо призрака и ловя на себя точно такой же оценивающий, изучающий взгляд. Ну, почти такой же. Он-то смотрит гораздо глубже. Что ж, они друг друга стоят. И это путешествие по ту сторону сновидений обещает быть куда более интересным, чем он ожидал.

Она говорила, а он слушал. Действительно слушал. Внимательно, вникая в каждое слово, хотя и не понимал большую часть. Куда там, спроси его, что такое трамвай, он не ответит, куда там до сложносочиненных научных терминов. Но он все равно слушал, забравшись на подоконник с ногами, прислонившись спиной к откосу и скрестив руки на груди. Ему некуда было торопиться. Кроме того, пока душу что-то привязывает к ее жизни в теле, он не имеет ни права, ни возможности даже прикоснуться к ней. Так что, пусть говорит.
Он внимательно следил за ней немигающим взглядом угольных глаз, невольно заглядывая в ее судьбу, события так внезапно оборвавшейся жизни. Дежавю. Это чувство просыпается в нем каждый раз, будто бы он приходит за одной и той же душой. Хотя, кто знает, может быть так и есть. Все они из единой материи. Как-то брат сказал ему, что и они, Сон и Смерть, из того же теста. А он отфыркивался, не желая признавать, что имеет что-то общее с этими глупыми, но, о Боги, такими счастливыми созданиями. У нее тоже было в жизни счастье. Много, пусть она и может думать обратное. Со стороны виднее. А у него? У него было когда-нибудь счастье? Кажется, нет…
На подоконник что-то шлепнулось. Тело… Мда, тело. Весьма увесистое тело студента в полном расцвете сил. Шлепнулось и тут же вскочило, одарив оконный проем перепуганным взглядом, и, сплюнув, вперевалочку пошло дальше по коридору. За ним он придет еще не скоро. Будет жить до седых волос, если, конечно, кто-нибудь кардинально не изменит его судьбу.
- Пористые кристаллические кванто-воразмерные полупроводниковые структуры…
Интересно, а до нее кто-нибудь такую чушь городил? Кажется, да… А может и нет. Впрочем, ему много кто заговаривал зубы, но чтоб с таким увлечением, такой самоотдачей! Однако если она будет продолжать в том же тоне, да еще и с этими… как их? Контрольными вопросами, то его терпение перестанет быть таким уж железным. Все-таки безмерно раздражает, когда при тебе что-то говорят, а ты не понимаешь, даже если ты Смерть, которой все смертельно безразлично.
Размышляя о том, как бы покончить с этой нелепостью, он совершенно случайно услышал радостные вопли какого-то молодого человека  из ближайшей аудитории после произнесенной сиплым усталым голосом фразы: «Замечательно, давайте зачетку».
Сущность магического объекта под названием «зачетка» была для него такой же загадкой, как тот же самый трамвай, но смутно догадавшись, что это залог сведения льющихся из призрака несуразностей  к нулю, дождался паузы и  повторил:
- Замечательно, давайте зачетку. – и, подозревая, что слово «давайте» было употреблено не просто так, требовательно вытянул руку. Будь, что будет.

Отредактировано Owen Keat (2013-05-16 23:43:42)

Воплощение Смерти смерило зачетку несколько разочарованным взглядом. Книжечка как книжечка. Маленькая. Тоненькая. Затертая по краям. Впрочем, эффект ее упоминание действительно произвело должный, так чего жаловаться?
- Разве? – он быстро спустил ноги с подоконника, освобождая место расстроенному призраку. – Я вовсе не хотел обидеть. Прошу прощения. В любом случае, из меня вышел бы не самый благодарный слушатель.
Отчасти верно. А может и не отчасти, ведь Смерти лгать не положено. Он и не умеет. Никогда не учился за ненадобностью. И сны не лгут, просто говорят слишком туманно, чтобы их можно было понять и воспринять всерьез, не имея к этому должного дара.
- Рассказывать что-то тому, кто не понимает и слова, все равно, что говорить со стеной, разве нет?
Слишком сложно. Слишком… по-человечески. Но этого он ей не скажет. Лишнее. Даже несколько уязвляющее, отдаляющее. Во всяком случае, он так полагал.
- Найдется еще тот, кто Вас выслушает.
Он говорил спокойно, ровно, смотрел в постоянно меняющееся лицо, по-детски открытое лицо. Так смотрят на картины - задумчиво и, в то же время, отстраненно.
- Кстати, я тебя до момента клинической смерти где-нибудь могла видеть?
До чего неестественно понятие. Интересно, люди когда-нибудь предполагали возможность того, что переживают «клиническую смерть», как они это называют, каждый раз, когда погружаются в глубокий сон? Неужели и впрямь полагают, что все то, что они видят во снах – продукт переработки воспоминаний и впечатлений за прошедший день? Какое глубокое заблуждение. Впрочем, может оно и к лучшему, ведь знай люди все… Они, вероятно, не были бы больше людьми. Это в лучшем случае. А в худшем, остались бы преданы себе и сделали бы все возможное, чтобы пошатнуть основы мироздания, перестроить все на свой глупый лад и повергнуть мир в хаос. Вернуть к отправной точке. А потом все с начала. И что-то ему подсказывало, что такое уже случалось и не раз.
- Меня можно увидеть всего один раз. – он вздохнул и обернулся к окну. За ним был небольшой недурно ухоженный садик, к которому кто-то явно испытывал самые нежные чувства.
- И моего брата тоже. Его Вам и довелось встретить. Вероятнее всего, прошлой ночью. 
Мда, все те же незапоминающиеся черты лица, седые волосы, только глаза блестят, переливаются всеми цветами радуги, губы улыбаются, а подмышкой всегда два зонта. Два неизменных зонта, старых как мир и таких же нетленных. Один черный, второй цветной, с калейдоскопом сюрреалистических картинок. Несноснейшее существо, готовое каждому подарить полное захватывающих дух приключений ночное путешествие, но вынужденное судить строго и все чаще и чаще раскрывать угольный зонт. Того и гляди зачахнет, если так и дальше пойдет.
- Он показывал Вам последний в этой жизни сон. Помните ли Вы, что видели?