"Посмотри, как падают листья... правда же - это прекрасно. Падение - это прекрасно. Это - единственный из возможных полетов тем, кто рожден бескрылыми." - Королева молчит, устало и лениво поглаживая кончиками пальцев резную фигурку на подсвечнике. Зачем подсвечник днем стоит на рабочем столе - кто знает. Но он даже не зажжен. Просто так, наверное, чтобы иметь чем запустить в особо нерадивых слуг. Хотя... идиоты в дворце не держатся. Работать во благо Короны отваживаются не все. Или последние наглецы, или последние из предателей. Касту глупцов Чёрная правительница почти извела, чем и гордится. Хоть чем-то же должна гордиться молодая женщина, к своим двадцати четырем годам снискавшая славу тирана и чудовища. Впрочем, это ведь только весьма отдаленные слухи, достигшие ушей Мэри, но и они совсем не греют. Прям как этот бесполезный подсвечник.
Женщина зевает, успев раскрыть черный веер, а после вновь возвращается к делам насущным, которых, как всегда, много и, как всегда, королева остается в одиночестве... против нескончаемых свитков и чернильных брызг.
...Не совсем в одиночестве.
Украдкой посмотрев в сторону рассматривающего древний гобелен Глашатая, женщина мысленно довольно кивает. Она не одна. С нею - её странное подобие тени. Забавный слуга из тех, кто сам не знает зачем служит, но служит ведь. Наивно веря, что незаменимых нет.
- Я давно хотела убрать это убогое полотно со стены. - Королева небрежно роняет слова, склоняя голову, всматриваясь в закарючки почерка начальника стражи. Короткие пряди мягких тёмных волос щекочут её скулы. Это приятно, почти так же приятно, как взять пергамент за уголки и меееедленно разорвать напополам.
- Ненавижу доносчиков, не отличающихся фантазией. Это - невозможно читать. - Листики летят вниз. Молодая правительница тянется за следующим свитком, затейливо скрепленным малой печатью.
- Вы сегодня неговорливы, Глашатай. Вам не свойственно. Пожалуй, я начинаю привыкать к вашему обществу, не стоит меня разочаровывать сменой амплуа. Иначе.... - Мягкий тембр голоса, тихий говор. Это подкупает. Подкупало многих, решивших поначалу, что юная королева будет тихой и послушной. Трупов после Первой Королевской Истерики было много, как и жестоких указов.
Но это было давно.
Правда, никого больше не введет в заблуждение мягкий голос зеленоглазой девушки, выряженной в черное платье.
Королева ждет реакции. Она любит наблюдать за ходом своих экспериментов. Это же так увлекательно, оценивать реакцию на раздражитель... особенно, когда раздражителем выступаешь ты сама.
Глашатай... Глашатай... Глашатай - причина многих мыслей, ведь смышленый и острый на язык мужчина сумел сделать то, чего не удавалось многим - заставить к себе привыкать.
Это злило.
Потому что любая зависимость - слабость.

Отредактировано Mary McDonald (2013-09-25 01:27:30)

"Скучно. Даже слово неприятное. Шипит в сознании какой-то гадость. Яд. Я не хочу принимать яд, развлекай меня" - Таким можно расценивать взгляд зеленоглазой женщины, брошенный на вставшего с кресла, вышагивающего тут мужчину. Королева смотрит пытливо и внимательно... как на аквариумную рыбку. Вроде бы и красиво и приятно, а толку, кроме эстетического, никакого.
Но, всё же, лучше окружать себя красотой. Красивые мужчины идут в тот же список красивых вещей. И владеть этими вещами, еще не значит полностью использовать все их возможности. Но чтоб были... под рукой. Удобно. И приятно тешит самолюбие.
- Странных вещей вообще очень много. - Словно нехотя отзывается Мэри, ноготочком срывая печать с письма и вчитываясь в новую порцию гадости. Почему гадость? Да потому что писать Королеве просто так и что-то умное, доброе, вечное, никто не станет. Может, поэтому тоже... скучно... или - скучается?
- Значит, мой последний приказ привел к... кошмару? - Тонкие тёмные брови изгибаются стервозными дугами. Молодая женщина поджимает губы и роняет письмо на стол, чтобы иметь возможность упереться ладонями в подлокотники кресла, вставая.
Глашатай обладает удивительным свойством заражать людей поступками и мелочами... харизма, одно слово. Вот и Чёрной Королеве захотелось намотать пару кругов по комнате. Метаться по кругу, сбегая или догоняя собственные мысли - знатное занятие.
Приятно шуршит дорогая ткань верхней юбки. Женщина, придерживая одной рукой подол, выходит из-за стола, не глядя на Глашатая. Ей совсем не нужно на него смотреть, чтобы оставаться уверенной, что на губах у мужчины тень улыбки. Иногда это злит Мэри больше жизни.
- Что вы подразумеваете под МОИМ безобразием? - Начиная первый круг от стола, сжимая в тонких пальчиках ткань одежд и медленно прохаживаясь по комнате, рассматривая детали интерьера. будто кабинет этот Королеве впервые приходится посетить.
- И порядок - это прекрасно. Вы будете возражать? Вы сможете возразить? Мне?! - Всё тот же тихий, почти мурлыкающий тон голоса, но на последнем вопросе, Мэри, подошедшая совсем близко (на три шага) к Глашатаю, немного срывается, рассматривая профиль своего слуги и цепь у него на груди.
- Не забывайте, что это у вас на груди знак, видящий на цепи. - Выделяя последнее слово интонацией и едва-едва улыбаясь, будто напакостившая девчонка.

Королева состояла из одних удивительных качеств, при том это были качества такого толку, что служили неприятными удивлениями для всех. Но воспринимать завуалированный упрек в упрямстве и поведении аки глухой тетерев. не хотелось. Или, по крайней мере, не подавать виду. Потому женщина молчала, смотря в окно, обзор к которому изволил теперь предоставить Глашатай в полное её распоряжение.
Так бывает - иногда играешься-играешься. и игрушка берет и ломается... или краска начинает слезать - чувство уже не то, радость не та. Что-то подобное почувствовала Мэри, ощущая как холодная пустота застилает изнутри всю её сущность.
Медленно, нехотя, как ходики старых напольных часов. Чёрная Королева обернулась, глядя на мужчину, в ужимках которого теперь сквозила напряженность и вольность человека, танцующего над пропастью.
- Мне скучно почти всегда, Глашатай. Вам, как никому, об этом известно. Ведь вы умело пытаетесь скрашивать мою скуку своими... своим поведением. - Мягко подбирая слова, вернее, будто высчитывая в уме, когда удобнее будет вбросить каждый камешек на чашу весов... вот только что на другой чаше?
Это скучно - разбираться, что взлетит вверх от груза слов, чтобы неминуемо упасть.
Падать ведь не ей. Королевы не падают, королевы повергают ниц.
- Смерд... отвратительное слово. Вы - МОЙ слуга. Придворный. Так будет точнее. Думаю, вы и так это прекрасно знаете, а потому, ни к чему пытаться строить из себя оскорбленную невинность, если, и правда, не хотите увидеть меня в ярости. - Паребрав тонкими пальчиками ткань пышной юбки, приподняла ту, чтобы медленно прошествовать к столу. Не садясь в кресло, а застывая рядом с ним.
- И вы не откажете мне в галантом жесте, мой Глашатай? - Сама могла спокойно сесть и придвинуть свой стул к столу, но... если уж взялся за дело, веди до конца. гни свою линию. Королева была не из чутких людей, самовлюбленная гадина. А потому на губах её змеилась тонкая улыбка и взгляд болотно-темных глаз был устремлен в сторону Эйдена.

- Прекрасно. Ужасно. Какая разница, чем кажется что-то или кто-то, если в следующий момент монета жизни может повернуться на другую сторону. Стать отражением в кривом зеркале. - Королева носит траур по себе. По своей неслучившейся свободе, по своему выброшенному на свалку прошлому. Никто из слуг не знал о том, что Мэри дважды пыталась покончить с собой. Никто из подданных не знает, что яд и шаг вниз с башни... были. В жизни их Королевы. Одному лишь Мираклу известно почему он захотел её оставить, приручить, наградить короной, которая горше тернового куста.
С тех пор Чёрная Правительница не летает. Даже в мечтах. Даже шагом вниз с карниза окна. Она, дважды погибшая, живет, не зная зачем. В служении. На цепи, а потому - черное. И темно-багровое, изредка. Запекшаяся кровь - именно такого цвета нечастые "яркие" платья в гардеробе. Мало. Редко. Кто помнит её детство, кто помнит какой она была... или не была? Не стала?
Оленьи глаза, скромная улыбка и судорожно сжатые пальцы на толстом переплете книги. Она была другой. Он мечтала. Она ненавидела бессмысленную жизнь. И живет её.
Скучная. Гордая. Жестокая. Наедине со своим навечным шагом от смерти в пустоту.
Таким не делятся.
Даже с тем, кто касается чуткими пальцами руки, стоя, полусклонившись, рядом.
Королева улыбается уголками губ. Часто. А взглядом - почти никогда. Болотная вода и яд, а не глаза. Королева гордо держит голову и касается края бумаг тонкими пальцами, почти не глядя, глядя в извечное Из_Ниоткуда_в_Никуда, находит перо.
Она давно не знает, что можно жить иначе.
- Благодарю, Глашатай. - Интонация скользит, и в ней есть едва ощутимый, на грани нереальности, надрыв. Как попросить остаться и сделать что-то, неизвестно что, но спасающее. Как попросить? Попросить? Как?! Потому Чёрная Королева молчит, не замечая, как вынутое перо стекает каплей чернил, измазывая подушечки пальцев и какие-то бумаги.

Отредактировано Mary McDonald (2013-10-06 03:46:49)

Часы бьют, бьют как-то так исподтишка и опасно глухо, опасно громко, нет. Они бьют, они стучат прямо у висков. Кто придумал башенные часы? Кого проклясть?
Часы бьют три. Ещё так рано. Ещё весь день впереди. но, кажется, он уже закончился, шлепнулся с высоты вниз чернильной каплей.
Левая рука, с пальцев которой только что, будто маленькой девочке, вытерли следы неловкого обращения с писчими принадлежностями, покоится недвижимо на столе. Королева судорожно выдыхает горячий воздух, разбирающий её легкие. Мэри на миг закрывает глаза.
Это просто усталость.
Это просто усталость... и чужая педантичная любовь к чистоте.
"Но если?" - если догадался? Если пожалел? Если? После всего? Так не бывает. Королевам служат. Королев терпят. Королевам вытирают руки от чернил, будто не зная, что они по локоть в крови.
Правой ладонью крепко сжимая подлокотник кресла, надеясь, что этот жест не понять и не разобрать, открывает глаза.
Эйден Хоггарт. Так зовут её слугу. Но Королева никогда не позовет его по имени. Слишком много чести. Для неё. Слишком.
- Вы, как всегда, обходительны. Как вам это удается... Благодарю. Опять. - Медленно, боясь задеть чужую руку на её столе. на её территории, в её мире и вообще, правительница тянет на себя листики, измаранные чернилами. Кажется, там были не терпящие отлагательств дела... 
"Можете быть свободны. В ваших услугах пока не нуждаюсь." -дежурная фраза. Пусть мается под дверью слуга. Пусть знает свое место. Пусть!
- Почему вы опять молчите?! - Почти раздраженно, разжав едва прикушенные губы. Чёрная Королева сидит как на иголках в собственном кресле. Рассказать кому - не поверят. А поверят, так палач разубедит всех в этом.
Почему все происходит так? Почему сейчас что-то вообще происходит? Почему это самое происходящее кажется больше сумасшедшим, чем обычно?

Кажется, ты стоишь на верхней ступеньке лестницы. Кажется, многим кажется, но не тебе, прекрасно отдающей себе отчет в том, кто тебя, как нашкодившего кота, на эту самую ступеньку поставил. Или заставил стать, ведь так легко и приятно было шагнуть вниз. Во второй раз она как раз и шагнула. Первый раз был яд. Но не помогло. В черном королевстве должен быть правитель, наследующий по крови, а его воля... а что его воля? Аппетит приходит с обедом, желание и умение править - с правлением. А когда трон уже не кажется пыточным устройством, а в лжи и лести придворных тонешь, но не захлебываешься, научилась дышать этим ядом, то... можно уже и считать себя почти довольной. Почти. Потому что весь свой перфекционизм и максимализм, лучше трать, котёночек, в другом. И попробуй просто жить с тем, что получилось подобием твоей жизни. Дорогой подарочной оберткой вокруг пустоты.
- Ваши слова разозлили, да. Но раз уж вы находите смелость не сбежать из кабинета, боясь моего гнева, то находите еще и разум, чтобы говорить то, что говорить не опасно. - Простить о том, чтобы говорили правду при ней - напрасно. Слишком запугала, слишком туго сжала кольца. Каждый сам кузнец своей оградки и плотник своего прижизненного гроба.
Мэри, морщась, чуть более откровенная перед Глашатаем (приучил к себе, таки), рассматривает испорченные листы. Недолго. Галантный слуга ловил ладонь правительницы, прижимается к ней губами.
Слишком долго. Так нельзя. И за мгновение до того, как  молодая женщина краснеет, он отпускает руку и отшагивает, обходя стол, будто одумавшись. Вот только одумался ли?
Так и хочется гаркнуть и драбазнуть чем-то по столу "Таким как я руки не целуют!". Вот только есть ли такие? Кого сравнить? Свою белоснежную конкурентку? Не такая она, совсем, если слухи и личные впечатления не врут.
Королева молчит, устало следя взглядом за Глашатаем.
- Ирисы? При чем тут они? - Совершенно непонимающе хлопает ресницами, густо подведенными черной тушью, нервно сжимает ладонь в кулак и тут же опускает её на бумаги, делая вид, что перебирает те, загибая уголки, склонив голову.
Так легко похоронить себя за делами. Так легко.
- Я люблю черный цвет и ненавижу все белое, так что мне не нравятся белые ирисы. Из цветов мне нравятся... - Чёрная Королева невольно замолкает и вздыхает, чувствуя неловкость. Быстрый взгляд в глаза Глашатаю, отвести взгляд. Поверит ли кто-то, что королева не знает какие цветы ей нравятся, а не какие она привыкла видеть во дворце и принимать?
- Никакие не нравятся. - Почти зло выдыхает и, откинувшись на спинку клесла, с силой сжимает оба подлокотника.
- Думаю, сегодня приказов, требующих оглашения. не будет. - "Эйден, всю душу мне вымотали... зачем вам эта игра? Уйдите!" - Читается во взгляде, или Мэри хочет, чтобы слуга там это прочел, но почему тогда отвернулась. Так неудобно смотреть на того, кто смотрит вровень. Необычно. Опасно

Отредактировано Mary McDonald (2013-10-23 15:25:20)

Ни при чем, незачем, не за что... и ещё куча осторожно-вежливой белиберды. Как обычно. Едва кто-то из слуг чувствует, что шагнул на тонкий лёд эмоционально-нестабильных реакций Королевы, как спешит совершить умопомрачительный кувырок назад и в окопы.
Как же Мэри это ненавидит! До глубины своей издерганной души.
- Прогоняю? - Перекатывает на языке слово, всё так же откинувшись на спинку кресла, морщится чуть, а потом же улыбаясь уголками губ.
- Нет, вы уходите сами, ведь уже не желаете находиться рядом. Вы устали от меня, не правда ли? Правда ли? Неправда? - Запутываясь сама, но ощущая, что на верном пути. Королева переводит взгляд на будто собирающегося Глашатая, хотя... он, и правда, собирается, собрался.
Это истина, кажется.
Довела, допекла, доколола. Ранила?
Она же чудовище. Так положено. Так предписано правилами дворцового Этикета и Уложением о Кругах Общения. Всё верно.
- Если вы сейчас уйдете, вы не сможете вернуться никогда. Если вы сейчас уйдете так и в таком настроении, в котором оказались, вновь обижаясь на МЕНЯ. Знаете, Глашатай. мне не скучно с вами тогда, когда вы помните о том, кто я. Когда вы забываете об этом - мне тоже не скучно, но когда вы пытаетесь поверить в то, что о том, кто я, забуду я сама, мне становится не скучно, мне становится грустно и обидно. А я не люблю расстраиваться. Поэтому или вы проглатываете свою обиду и возвращаете себя в пределы разумного состояния, или мы попрощаемся на века. - Строго, холодно и быстро. Рваными фразами и текучими перекатами слов. Не вставая из-за стола, но расправив плечи и так ровно держа подбородок, будто смотрит сверху вниз.
Эйден похож на дикого кота, но из Мэри очень плохой дрессировщик и хороший правитель. А неподчиняющихся или ломают, или признают не годными. Как бы не было обидно.
Как бы не было страшно вновь остаться в одиночестве. Возможно - навсегда.

Кончается всё, как и было предсказано. Иные нити тянутся долго-долго, тонкие как паутинка и прочные, иные нити, нити, хоть немного, но связывающие людей, оказываются не более чем кусочками серпантина, падающего на пол, едва рванешься в сторону, едва отойдешь подальше, едва пожелаешь не участвовать в празднике.
- Мое упрямство, это часть меня. Значит, устаете, все же, от меня. - С дотошностью канцелярской крысы цепляясь за слова, а взглядом прикипевая к своему слуге, на фоне стены, подпирающему её, совсем не гармонирующему. Эйден не из тех, кто дожидается своего часа в уголке, не из тех, кто воюя, заботится о надежных тылах, скорее, он...
Именно - молниеносный бросок вперед, чтобы вновь оказаться почти рядом, захочешь - руку протяни, коснись, ударь, но. Ты, испуганно и зло замирающая, недовольная сломанной игрушкой и своими "кривыми руками", лишь молчишь, нервно сжимая подлокотники и шелк траурных одежд.
"Не позволю! Не позволю! Вы не имеете права отвечать так! Ты не имеешь!" - Горло душит от несказанных слов. Королева. белее снега лицом, лишь следит за тем, как пляшет сумасшедшую джигу по листу перо, разбрызгивая малюсенькие капельки чернил. Кажется, ей не нужно читать, чтобы знать, что на листе.
"Ты не можешь так поступить! Не можешь  так поступить со мной! Ты мой!... слуга!" - Пусть слова сто тысяч раз раздирают изнутри. Мэри их не скажет. Эти - не скажет точно.
- Браво! Вы не просто упрямец и шут, вы еще и самодур, который... - Дальнейшие обвинения, когда руки так и тянутся, чтобы разорвать лист последнего ультиматума, на миг оборвались быстрым и почти злым касанием мужских губ.
Финальный штрих. Эндшпиль, обставленный не только смертоносно, но и красиво. У Хоггарта всегда был отменный вкус.
Мгновение на то, чтобы не убить, чтобы не закричать, не ударить, не расплакаться, не...
Уходящий, но не капитулирующий, победитель, слоны его побери, будто в насмешку кивает и называет по имени. Решил добить. Сволочь.
- Я не хочу вас видеть... господин Хоггарт. Прощайте! Идите вон! - В момент, когда хлопает дверь, и топоток шагов отдаляется прочь, бумага уже лежит подписанная, а перо валяется сломанным.
Чёрная Коловела тянется, чтобы разорвать ненавистный лист и сама же себя бьет по рукам.
- Ненавижу! - Как маленькая! При этом, по-взрослому, бьет по столу кулаком и склоняется над столом, заходясь с беззвучном плаче.
Кажется, одной должности во дворце больше не будет. Никогда

Отредактировано Mary McDonald (2013-11-02 17:32:37)