Генрих считал последние часы своей жизни.
Любой, кто обладал хоть крошечной толикой ума и хранил её в своей голове, а не где-нибудь в ящике стола, понимал, что находиться рядом с Палачом было опасно. Особенно с Палачом, давно не выходившим на свою любимую охоту. Честно говоря, Генрих сам себе объяснить не мог, почему он пошел сразу к этой милой на вид девушке, а не к Глашатаю. Ноги его сослужили хозяину не слишком хорошую службу. Да и попросту поставили на грань существования. Нет, умирать Генриху не хотелось. Определенно не хотелось. Он был слишком молод, слишком красив, слишком талантлив, умен, галантен, вежлив, добр, отзывчив, великолепен и просто совершенен для столь неприятного дела. Да и с кем тогда останутся его драгоценные шляпки? Отдать их на растерзание Глашатая и Сапожника? О нет, им бы он даже булавки не доверил. Старьевщик? Шляпки не переживут его старья! Банкир? Продаст, как есть продаст! Пекарь? От этой мысли тело Генриха содрогнулось, словно несвежее яблочное желе. Только не этой девчонке! С неё хватит и Сонечки, его самой преданной и верной девочки, которая ушла и бросила его на произвол судьбы.  С остальными же она и вовсе расправиться может. Бросит в огонь, сожжет в воде – и все, все годы труда, стараний и любви пропали!
«О, Святой котелок! Как же тяжело считать последние часы своей жизни! Если бы знал, что это так трудно, то и вовсе бы не делал этого. Хотя, раз уж я начал, стоит отнестись к делу ответственно. Последние часы жизни на дороге не валяются», - подумал юноша, встряхивая короткими светлыми прядями. Шляпа – на этот раз Генрих выбрал единственного юношу из своих творений, ехидного Сомб Реро, чьи вышитые золотыми нитями поля поблескивали в свете дневной луны – съехала чуть в сторону. Тут же её подхватили тонкие пальцы в идеально белых перчатках и вернули на место.
- Стоит быть внимательней, мой дорогой друг, - строго произнес Генрих, обращая взгляд карих глаз наверх. – Нельзя быть столь тяжеломысленным, иначе и упасть немудрено.
Сомб Реро отозвался смехом и посоветовал своему хозяину подумать о тяжеломыслии своей драгоценной головы, которая может с минуты на минуту слететь с плеч, а не о его тяжеломыслии, которого и вовсе не было. Генрих с ним согласился.
- Ну да, ну да, как же я мог забыть? – пробормотал он. – Если нет головы, то нет и мыслей, а значит, нет и тяжеломыслия. Это же логика.
Генрих посмотрел на дневную яркую луну, на темное небо над головой. Кинул осторожный взгляд на Палача, чье оружие слишком ярко и красиво блестело в серебряном свете. Он слышал краем уха, что она задала ему вопрос. Кажется. Но только вот как ответить на него, если и ответа-то нет? Можно, конечно, было его украсть у какой-нибудь мимо проходящей фигуры, да только вот где её взять, эту фигуру? С толикой ума к нм никто не подошел бы. а без толики ума ответов с собой обычно не носили. Это Генрих уже успел понять по опыту, когда пытался что-то найти среди бесконечно глупых людишек, к которым бы он не подошел никогда в своей жизни, если бы не его шляпы. Его милые, красивые и великолепные драгоценности! Как же они были теперь далеко и как же они были нужны, чтобы помочь сосчитать эти последние часы жизни! У Генриха они почему-то упорно не хотели подсчитываться и рассыпались, как мысли в голове. Как те лежали в беспорядке, так и другие стремились разбежаться во все стороны. Наверняка, брали пример. Ну ничего! Как только последние часы жизни будут посчитаны, Генрих займется своими мыслями. Наведет порядок. Нечего тут им лежать не пойми как. В конце концов, последние часы жизни - это Важное Время, и не стоит голову его забивать. И без того со Временем юноша не дружил, а что уж о говорить о Важном Времени, после которого, говорили, можно даже умереть. Да только можно ли на самом деле? Мало ли, что люди вокруг говорили. Ведь люди, чаще всего, так глупы.

Генрих недовольно посмотрел на Палача, ощущая, как хорошее настроение, которое заглядывало  к нему в гости не так часто, как хотелось бы, стремительно вылетает через уши и нос. Выбор для выхода был странный, но кому уж это осуждать? Не Генриху точно. Он вообще редко когда думал о каких-то мелочах, однако она его сейчас задела.
Кажется, его когда-то учили, что к девушкам стоит относится вежливее и мягче, чем к остальным живым существам (почему это, кстати?), за исключением детей, детенышей и пешек, к которым стоило всегда проявлять доброту и понимания, но юноша этого не помнил. Даже если бы и помнил... Тут Генрих оборвал себя на мысли и потряс головой, да так сильно, что в ней что-то задребезжало и загрохотало. Хотя, мало ли что покажется занятому человеку? Словом, в любом случае бы взгляд юноши от наличия или отсутствия памяти о чем-либо не зависел бы. Скорее всего. Хотя если бы Палач был шляпкой, что, конечно, казалось абсурдным, ибо создана она была Палачом, да и конструкция «если бы»  Генриху не нравилась (пусть это и касалось темы размышлений), то она бы была... не слишком симпатичной и приветливой шляпкой. Но в таком случае юноша непременно занялся бы её воспитанием, чтобы она не отвлекала от Важного Времени: подсчета последних часов жизни. Нет, даже Последних Часов Жизни.
- Зачем же так сурово, прекрасная маркиза? - весело напел Генрих на мотив одной известной песенки в загадочном внешнем мире. Правда, о том, что это мотив песенки, равно как и известной, особенно в каком-то там внешнем мире он не знал. Просто сделал то, что пришло в голову. - Так не решите вы дела. Да и  в конюшне, скажу вам честно, кобыла ваша померла.
«Да, шляпки я отдам Судейскому», - вдруг подумал юноша и перестал крутить головой. Шляпа каким-то чудом удержалась на своем месте, хотя и немного съехала. Юноша поднял руки, поправляя её и насмешливо посмотрел на Палача. Нет, ему определенно было не понять, по какой причине ей так хотелось опускать руки в кровь. Сам он видел её однажды, и она ему совершенно не понравилась. Алая, липкая, пахнущая странно жидкость не годилась ни на что: ни на клей, ни на пропитку, ни на изготовление украшений для шляп. Какой тогда в ней смысл? Хотя Палач не Болванщик. Ей не понять многих вещей, которые были понятны даже самому ужасному из всех шляпных мастеров. Как же тут можно бояться того, кто не знает столь элементарных вещей? Да ещё и для чего-то кинжалы в землю втыкает. Ей и без того неприятно, когда какие-то люди по ней топчутся.
- Спокойней, прекрасная маркиза, - произнес Генрих уже спокойным и даже равнодушным голосом. Карие глаза с алым оттенком со скукой посмотрели на девушку, словно это она пришла к нему в домик и попросила отправиться с ним на охоту. Да и просто надоела. Хотя так оно и было. Затем легким шагом юноша обогнал своего спутника и отправился прямо по мове. То есть, траве.  - Мы идем в правильном направлении. Просто шагай себе следом и не напрягай свои извилинки. Охотится будет нечем. 

Отредактировано Henry Carson (2013-07-07 20:33:51)

Генрих не испугался. Он не был дураком, каким зачастую представал перед людьми, а потому прекрасно знал, что ему ничего не будет, пока он не отведет Палача к Снарку. Хотя, если бы Генрих задумался, то и после того с ним ничего не случилось бы, ибо его спутник (точнее, спутница) выпустила бы пар на несчастном создании. Но кидать шляпу... Такое перенести спокойно было трудно. Даже очень. Пусть он не мог сделать ничего Палачу, но хотелось отчаянно вцепиться ей в горло за то, что она посмела испортить его внешний облик. Или самому впасть в уныние. Или сделать ещё что-то такое, чтобы.... Чтобы... Генрих не мог это сформулировать. И не стал.
Он рухнул на траву, словно подкошенный, обнял колени и стал раскачиваться. Глаза смотрели на упавшую шляпу, словно только что убили лучшего друга Генриха. Сомб Реро слабо что-то кряхтел, пыхтел, пытался усмехаться и утешать своего хозяина. Но тот словно не слышал. Ему было все равно. Да и как можно было остаться неравнодушным, когда чья-то глупая рука, принадлежащая глупому двуногому существу, умеющему только убивать, посмела нарушить прекрасный внешний вид Генриха Карсона? Превосходный великолепный облик был безнадежно испорчен. Верный друг, первая шляпка, первое творение, страдало, рухнув на траву. Даже мир перед глазами потемнел. Наступали они. Последние Часы Жизни. Но почему именно так? Почему никак иначе? Зачем было приходить так жестоко и безжалостно ронять (прямо на мову, то есть, траву ронять!) насмешливого Сомб Реро? Ведь это Последние Часы Жизни Генриха! Или это наказание? Точно, наказание! Никак иначе! Ведь он так много упустил: не сделал столько шляпок, причинял поначалу страдания им своими неловкими движениями, отпустил тех, кого так любил, и тех, кто так любил его. Эти грехи пали на его плечи вполне заслужено. Но... но... Но...
- Как же так? Как же так? Как же так?.. - бормотал Генрих, продолжая раскачиваться и смотреть на Сомб Реро. В карих глазах потухла алая искра. Выступили слезы, которые замерли на ресницах странными крупными каплями. Теперь юноше было все равно на Снарка, на Палача, хотя и до этого момента он не слишком думал о ней, на Последние Часы Жизни. Перед ним мелькали кадры из жизни. Если бы Генрих жил в диковинном Внешнем мире, а не в Зазеркалье, то мог бы сравнить происходящее с просмотром фильма. Однако про Внешний мир он знал смутно, а потому лишь вспоминал, как все начиналось. О, как все начиналось! Сладкие тягучие воспоминания обволокли Карсона со всех сторон, успокаивая и причиняя боль одновременно. Он бы мог так сидеть вечно. Сидеть и видеть, как сваленная шерсть превращается в блеклую заготовку. Затем покрывается краской. Приобретает форму. Погружается в смолы. Как на широких полях появляются узоры, как прозрачный клей скрывается под блестящими камнями. Как Сомб Реро, ещё только созданный, неуверенно улыбается и также неуверенно говорит. Много было хорошего. Очень много. И неужели теперь все закончится?
- Как же так?.. Как же так?.. - продолжал повторять монотонно Генрих, медленно раскачиваясь и обнимая коленки.

Генрих погружался все глубже в пучины своих воспоминаний и отчаяния. Где реальность, где сон, где вымысел – юноша понять не мог. То перед ним мелькали воспоминания, то не слишком далекое прошлое. А теперь и вовсе юноша находился в своей мастерской. Лунный свет щедро лился из больших окон в комнату, заваленную тканями, драгоценными камнями, искусственными цветами и клеевыми составами. Темно-бордовые стены, не заметные из-за шкафов, через стеклянные дверцы которых со всех сторон смотрели шляпы, окружали привычным коконом. Надежная защита от всяких там глупцов, смельцов, умнецов, наглецов и храбрецов. Слишком большое кресло, куда мог бы усесться летающий слон (упаси Святой котелок, конечно же, но вдруг?), слишком маленькое кресло, словно созданное для кукол, пуфы, высокие и низкие табуреты, кривые стулья - все стояло в ужасно сложной системе объектов и куч, которую любой другой назвал бы беспорядком. Но только не Генрих. Для него все было вполне понятно и объяснимо. Только вот почему все тогда шаталось и тряслось так, словно кто-то поднял Генриха рывком? Даже дверца, ведущая в небольшой цех, где вечно была вода, покачнулась.
Комната вдруг пропала. Генрих моргнул и увидел чье-то лицо. Довольно страшное, стоило сказать, хотя для юноши любое человеческое лицо было жутким. На голову кто-то небрежно нахлобучил шляпу - наверное, обладатель того страшного лица, - и Генрих почувствовал легкую симпатию, которая через мгновение исчезла. Ведь рядом с ним стояло двуногое существо. Человек! Какой-то человек смел держать его за ворот рубашки. Белой, чистой, с накрахмаленным воротником и рукавами, которую юноша не так давно решил сшить для себя (в кои-то веки для себя, а для шляпы). И своими грязными руками, которые наверняка не раз были испачканы в крови, кто-то сжимал его драгоценную рубашку. А до этого трогал шляпу! Возмущение захлестнуло юношу, и тот ловко выскользнул из хватки, поправив  пряди своих светлых волос. Мелькали алые искры в карих глазах.
- А ты держи свои руки при себе, - фыркнул Генрих. - Равно как и прочие части тела. Тебе все равно нужен проводник. Иначе до Снарка не доберешься.
"Распустили тут свои противные крюки-руки-гадости", - подумал недовольно юноша. Руки его одернули воротник и пристально осмотрели, насколько это было возможно. Не заметив ни одного пятнышка, ни одной, даже самой мелкой и противной складки, Карсон немного успокоился. Собм Реро что-то неопределенно хмыкнул. Генрих усмехнулся. Его друг был прав. Слишком Палач выводила из себя. Не стоило злиться на того, кто даже не знает, что такое шляпы.
Вздохнув, Генрих продолжил путь, легко и быстро шагая по траве. Под ногами все чаще встречались мелкие и крупные камни. Деревья расступились, и перед глазами юноши появилось несколько небольших домиков. Или, наоборот, больших - как знать. Блестела вода. Речной запах вился в воздухе. Юноша прищурился, посмотрел по сторонам, и довольно хмыкнул. Кажется, это было то самое место. Снарк должен был быть где-то тут. Но только вот где?

Шляпник хмыкнул. Все-таки, Палач была удивительно забавной: скопление сплошных негативных эмоций без капли какого-либо безумия. Самая обычная убийца. Как такие появлялись в Зазеркалье, оставалось загадкой. Наверное, великий и ужасный создатель мира порой тоже допускал ошибки. Иначе бы вряд ли поднялся этот мятеж. Впрочем, Генриху было как-то не слишком интересно участвовать в нем. Если бы не угроза расправы над шляпами, он бы и вовсе не сунулся в это странное сборище двуногих созданий.
- Если тебе нужен идиот, - насмешливо произнес Генрих, - то ты явно не того взяла себе в спутники.
Хотя уже было поздно это говорить, ведь они уже дошли до места, где не так давно видели Снарка. Может, было это говорить слишком рано. Ещё предстояла обратная дорога, а кто знает, что этой нормальной в голову взбредет? Вот он, Генрих, совершенно безумен, а потому его довольно просто предсказать. Что сделает, как себя поведет - только посмотреть надо, чтобы все встало на свои места. А вот нормальные... Странные создания они, однако. Но они встречаются. И живут себе довольно беспокойно. Нет, чтобы стать безумцами, но почему-то пытаются сохранить свою нормальность. Вот Палач - самая обычная нормальная. Даже безумием и не пахнет. Но потому за ней забавно наблюдать.
Но только наблюдать. Лезть в схватку со Снарком было бы верхом легкомыслия. Пусть Генрих и не уважал тяжеломыслия, но и легкомыслие себе позволить не мог. С головы, страдающей легкомыслием, так быстро слетают шляпы. Поэтому юноша сел на ближайший камень, чинно выпрямив спину и смотря по сторонам. Лицо его было вежливо и спокойно. По расслабленной позе предположить было нельзя, что Генрих тщательно прислушивается. Но он это делал. На всякий случай.

Несмотря на то, что Генрих часто выглядел как существо пустоголовое, легкомысленное и не особо глубокое, глупцом его никак было назвать нельзя. Нет, конечно, он не был настолько умен, чтобы пытаться обмануть, например, Глашатая или перехитрить Бобра. Если говорить совсем честно, то ему это просто не приходило даже в голову, а если бы и пришло, то тут же вылетело подобно множеству тех мыслей, которые Генрих считал лишними. Однако ума у юноши хватало, чтобы чинно сидеть на холодном камне среди кустов и не лезть под руку Палачу. Вообще-то даже в таком месте юноша выглядел так, словно находился на приеме у какой-нибудь из королев. Точнее, находился на приеме у какой-нибудь из королев как гость и создатель шляпок, а не как шпион тайной организации. Это уточнение было крайне важно. Если в первом случае облик Генриха походил на облик вполне благовоспитанного творца с легкими психическими расстройствами, то во втором случае от этого облика оставалась только шляпа. Да и та изорванная и потрепанная, оставленная только для насмешки. Но до такого юноше было ещё очень даже далеко.
Он лишь следил краем глаза за тем, как Палач пытается найти тварь, передвигающуюся на редкость ловко для своих размеров. Её цвет завораживал. Генрих почти неслышно вздохнул и прикрыл глаза.
«Интересно, что будет, если сделать шляпку из Снарка? – подумал юноша. – Она будет такой же дикой? Или такой же красивой? Надо будет попробовать… Только бы не испортила своими стрелами кожу».
Он прикусил губу и откинулся на ствол дерева, который стоял за большим камнем. Шляпа скользнула с головы на лицо, скрывая его под мягкой тканью и блестящими узорами. Сомб Реро довольно подставился под лунные лучи, пока Генрих, его хозяин, наслаждался тенью. Не то, чтобы он любил темноту – просто в ней куда проще было найти новое применение драгоценной шкуре Снарка. Да и посчитать заново Последние Часы Жизни не мешало бы: движения его спутницы уже успели сбить юношу с толку, а ведь все только-только встало на свои места, что для мыслей в голове Генриха было крайней редкостью.
- До чего же я ни капельки не везуч... - произнес юноша себе под нос, закрывая глаза. В горле появилось странное чувство: словно его раздирали изнутри чьи-то пальцы и требовали выпустить их изо рта. Кому они принадлежат, зачем им надо наружу, Генрих не знал. Однако не стал им мешать. Пальцы могли быть на редкость мстительны. Тонкие губы разомкнулись, выпуская зевок. Волна лени прошлась по телу. Нет, Генрих не устал. Просто пока ему было совершенно все равно на то, что творится вокруг. Лишь бы шляпа с лица не упала на землю.

Отредактировано Henry Carson (2013-08-07 18:15:00)